Чесна спала в объятиях Майкла. Он прислушивался к разгулявшемуся
ветру, мысли его были прикованы к Скарпе и Стальному Кулаку. Он не знал,
что они найдут на этом острове, но воспоминания о тех страшных снимках из
чемоданчика Блока пиявками присосались к его сознанию. Оружие, способное
наносить столь ужасные раны, должно быть найдено и уничтожено не только
ради успеха вторжения союзников, но и ради тех, кто прошел через
нацистские лагеря. Если оставить такое оружие в руках Гитлера, весь мир
может оказаться заклейменным свастикой.
Сон позвал его и увел за собой. В ночных кошмарах гусиным шагом
маршировали солдаты, на Гитлере на фоне Биг-Бена была шуба меха черного
волка, и голос Виктора шептал: "Не подведи меня".

4
Плывущий по воздуху "Юнкерс" более походил на орла, чем казалось на
земле, но в воздушных ямах его трясло, а моторы на крыльях дымились и
постреливали голубовато-белыми искрами.
- Жрет масло и топливо, как дьявол! - хмурился Лазарев, сидевший на
месте второго пилота и следивший за приборами. - Еще часа два - и будем
идти пешком!
- Мы как раз приближаемся к месту первой посадки для заправки, -
спокойно сказала Чесна, держа руки на штурвале.
Разговаривать из-за сильного рева моторов было почти невозможно.
Майкл, сидя за узким штурманским столиком в задней части кабины, проверял
местонахождение по картам: их первая посадка - скрытное летное поле,
обслуживаемое людьми из немецкого Сопротивления - была возле южной
оконечности Дании. Следующая посадка, завтра ночью, должна быть на
партизанском полем на одном из мысов почти на самом севере Дании, а пункт
их последней заправки был на территории Норвегии. Расстояния казались
огромными.
- Мы же просто развалимся при посадке, Златовласка, - сказал Лазарев.
"Юнкерс" задрожал, внезапно попав в воздушную яму, ослабевшие болты
застучали пулеметной очередью. - Я видел там сзади парашюты. - Он ткнул
большим пальцем в сторону грузового отсека, где были сложены мешки с
продуктами, фляги, зимняя одежда, автоматы и боеприпасы. - Они рассчитаны
на детей. Если вы думаете, что я выпрыгну из этой корзины с одним из них,
то вы с ума сошли.
Пока он говорил, взгляд его шарил в темноте, высматривая голубые
язычки выхлопа моторов немецких истребителей, выдающие их полет. Он,
однако, знал, что вовремя заметить их трудно, обычно тогда, когда их
видишь, одна из пуль уже идет к цели. Его выворачивало при мысли, что
могут сделать с этой хлипкой кабиной тяжелые пулеметы, и он старался
побольше говорить, чтобы скрыть свой страх, хотя ни Чесна, ни Майкл его не
слушали.
- Единственный шанс выжить с таким парашютом - упасть на стог сена.
Чуть менее двух часов спустя правый мотор начал покашливать. Чесна
смотрела, как стрелки указателей топлива стали снижаться до нуля. Нос
"Юнкерса" потянуло вниз, будто сам самолет торопился возвратиться на
землю. Запястья у Чесны побелели от усилий удержать самолет на курсе, и
задолго до конца этого перелета ей пришлось просить Лазарева помочь
держать штурвал.
- Этот самолет столь же неповоротлив, как линкор, - откомментировал
русский, когда повел в сторону координат по карте, которые ему дал Майкл.
На земле показалась полоса огней: костры их друзей, указывающие
направление их первого приземления. Лазарев взял управление "Юнкерсом",
сделал круг и пошел на снижение вдоль полосы, и когда колеса покатили по
земле, в кабине раздался дружный вздох.
За последующие восемнадцать с лишним часов дневного времени "Юнкерс"
был вновь заправлен топливом и моторы залиты маслом, для чего Лазареву
пришлось стать во главе наземной команды, большинство из которой были
крестьянами, никогда не подходившими к самолету ближе сотни ярдов. Лазарев
раздобыл кое-какие инструменты и под прикрытием маскировочной сетки
ковырялся в правом моторе, получая, казалось, удовольствие от того, что
оказался весь испачканным маслом и грязью. Он сделал около десятка мелких
исправлений, не переставая ворчать и ругаться.
Когда же наступила полночь, они были уже в воздухе, перелетая из
Германии в Данию. Темнота в одной стране была точно такой же, как и в
другой. Лазарев опять взял штурвал, когда Чесна устала, и перекрывал
грубыми и непристойными русскими песнями несмолкающую музыку моторов. Он
угомонился, когда Чесна указала ему на голубой мазок, проходивший над из
головами примерно в пяти тысячах футов. Ночной истребитель, вероятно новая
модель "Хейнкеля" или "Дорнье", сказала она ему, судя по его скорости; он
в считанные секунды исчез в сторону запада, но созерцание такого
стервятника отбило у Лазарева желание петь.
На земле Дании их пригласили на банкет из молодого картофеля и
кровяной колбасы, пищи, особенно порадовавшей Майкла. Их хозяевами снова
были простые фермеры, которые подготовили пир так, будто прибывали
королевские гости.
Лысая макушка Лазарева привлекла внимание маленького мальчишки,
которому все хотелось ее пощупать. Хозяйская собака нервно обнюхивала
Майкла, а одна из присутствующих женщин была в страшном восторге, потому
что узнала Чесну по снимку в затасканном собаками журнале про немецких
кинозвезд.
Совсем другие звезды приветствовали их, когда почти всю следующую
ночь они летели над морем. Из тьмы сыпался дождь метеоритов, сверкавших
красными и золотыми вспышками, и Майкл улыбался, наблюдая за Лазаревым,
который радовался этому зрелищу, как ребенок.
Приземлившись и выйдя из самолета, они вступили в холод Норвегии.
Чесна вытащила парки северного покроя, которые они натянули поверх
серо-зеленой десантной одежды. Среди норвежских партизан, встречавших их,
был британский агент, представившейся как Крэддок; их доставили на нартах
в оленьей упряжке к каменному домику, где было разложено очередное
угощение. Крэддок - простоватый юноша, куривший трубку, чье правое ухо
было отстрелено пулей из немецкой винтовки, - сказал им, что погода к
северу ухудшается и снег ожидается раньше, чем им удастся добраться до
Юскедаля. Около Лазарева сидела самая обширная женщина, каких только видел
Майкл, явно старшая дочь из семьи их хозяина; она неотступно наблюдала,
как он жевал предложенную еду: вяленую соленую оленину. Слезы были у нее
на глазах, когда они покидали их в начале ночи для последнего перелета, и
Лазарев сжимал рукой ножку белого зайца, невесть как попавшую ему в парку.
Это была лишь маленькая доля тех миллионов человеческих существ, о
которых Гитлер решил, что они нисколько не ушли от зверей.
Моторы "Юнкерса" завывали в разреженном морозном воздухе. Утро 16 мая
принесло снег, который вихрем налетал из темноты на стекла кабины. Самолет
снижался и рыскал, бросаемый сильными ветрами над зазубренными горными
вершинами. И Лазарев, и Чесна вцепились в штурвал управления, "Юнкерс"
взлетал и падал на сотни футов. Майклу не оставалось ничего другого, кроме
как прикрепиться ремнями и держаться за столик, из-под мышек у него
выступил пот, живот скручивало. "Юнкерс" яростно трясло, и все они
слышали, как трещит фюзеляж, издавая звуки, похожие на контрабасовые.
- На крыльях - лед, - выразительно сказала Чесна, всматриваясь в
приборы. - Давление масла в левом моторе падает. Температура быстро
растет.
- Утечка масла. Лопнул шов. - В голосе Лазарева была только
деловитость.
"Юнкерс" затрясло, будто они ехали по булыжной дороге. Он потянулся к
пульту управления и убрал обороты левого мотора, но прежде чем он отнял от
переключателя руку, послышался пугающий звук взрыва и вокруг обтекателя
мотора выскочили язычки пламени. Пропеллер дернулся и замер.
- Теперь мы узнаем, чего он стоит, - сквозь стиснутые зубы сказал
Лазарев, когда альтиметр стал показывать снижение высоты.
Нос "Юнкерса" был наклонен к земле, Лазарев стал снова задирать его,
руки в перчатках вцепились в штурвал. Чесна пришла ему на помощь, но
самолет никак не хотел быть послушным.
- Я не могу удержать! - сказала она, но Лазарев ей ответил:
- Вы должны.
Она стала давить на штурвал всем весом спины и плеч. Майкл отцепил
свои ремни и налег на Чесну, помогая удерживать штурвал. Он ощущал
огромное, до дрожи, напряжение, в котором находился самолет.
- Пристегнитесь ремнями! - закричал Лазарев. - Вы же сломаете себе
шею!
Майкл снова нажал вперед, помогая Чесне держать нос самолета
насколько можно ровнее. Лазарев глянул на мотор левого крыла, увидел языки
красного огня, потекшие назад из-под вздувшегося обтекателя. Горящее
топливо, понял он. Если крыльевый бак с топливом взорвется...
"Юнкерс" по-прежнему сносило в сторону, яростно скручивая так, что
стонал фюзеляж. Лазарев услышал звуки лопавшегося металла и с ужасом
понял, что пол кабины треснул прямо у него под ногами.
Майкл заметил бешеное дергание стрелки альтиметра. Он не видел ничего
за стеклом из-за снега, но знал, что там горы, и Чесна тоже знала это.
Самолет падал, его фюзеляж стонал и напрягался, как тело под пытками.
Лазарев следил за левым мотором. Пламя погасло, сбитое ветром. Когда исчез
последний язык пламени, он вывернул штурвал назад, отчего мышцы на плеча у
него заломило. "Юнкерс" реагировал медленно. Запястья и предплечья у него
уже резала боль. Чесна ухватилась за штурвал и тоже стала тянуть назад.
Затем пришел на помощь Майкл, и "Юнкерс" трясся и стонал, но подчинялся.
Стрелка альтиметра выровнялась как раз на двух тысячах футов.
- Там! - Чесна показала направо, на мерцавшую на снегу точку. Она
повернула самолет в ту сторону и продолжила медленно снижать высоту.
Засветилась вторая мерцающая точка. Затем третья.
- Это посадочная полоса, - сказала Чесна, в то время как стрелка
альтиметра ползла по шкале вниз. Зажегся четвертый огонек. Теперь банки с
горящим маслом однозначно указывали направление и ширину посадочной
полосы.
- Снижаемся. - Она потянула на себя рычаги, убирая скорость, руки ее
тряслись от напряжения, и Майкл быстро пристегнулся ремнями к сиденью.
Когда они приблизились к полю с горящими огоньками, Чесна выпрямила
закрылки и заглушила моторы. "Юнкерс", неуклюжая птица, заскользил по
полю, снег зашипел на горячих обтекателях. Покрышки стукнули о землю.
Прыжок. Удар, а затем прыжок поменьше. Потом Чесна стала тормозить, и
"Юнкерс", вздымая за собой султаны снега и пара, покатился по полосе.
Самолет сбавил ход и, с толчками и бульканьем вытекавшей
гидравлической жидкости, скрипя, остановились.
Лазарев уставился между своими ногами, где увидел набившийся снег в
трещине около шести дюймов шириной. Он первым выбрался из самолета. Когда
выбрались Чесна и Майкл, Лазарев уже похаживал возле самолета, снова
привыкая опираться ногами о твердую землю. Моторы "Юнкерса" парили и
потрескивали.
Пока Майкл и Чесна разгружали свои вещи, рядом с "Юнкерсом"
притормозил потрепанный, выкрашенный в белое грузовик. Несколько человек
соскочили с него и стали раскатывать огромный белый брезент. Ими руководил
рыжебородый мужчина, назвавший себя Херксом, он сам помогал грузить
рюкзаки, автоматы, боеприпасы и гранаты в грузовик. Пока Херкс занимался
этим, другие люди трудились над тем, что закрывали "Юнкерс" брезентом.
- Мы чуть не грохнулись! - сказал Лазарев Херксу, сжимая рукой заячью
лапку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106