Глаза Виктора мерцали в слабом свете, когда он всматривался
в Ренату.
- Послушай, - сказал он. - Если почему-либо мы не вернемся через три
дня, ты будешь в стае за старшего.
- Женщина? - завопил Франко. - Будет старшей надо мной?
- Старшей в стае, - повторил Виктор.
Волна серой волчьей шерсти охватила его плечи и сползла на руки. Тело
его стало блестящим, маслянистым, пот выступил на лице, в то время как его
брови исчезали. Пар обволок все его тело.
- У тебя есть какие-нибудь основания возражать? - голос его
становился хриплым, лицевые кости начинали изменяться, между губ
выдвинулись клыки.
- Нет, - поспешно ответил Франко. - Никаких.
- Пожелайте нам удачи. - Голос его стал утробным хрипом.
Тело Виктора вздрагивало, обрастая густой серой шерстью. Большая
часть головы и лица Никиты уже изменилась, из морды вырвалась струя пара,
в то время как она удлинялась с щелкающими звуками, которые когда-то
казались Михаилу ужасными. Сейчас звуки превращения были такими
прекрасными, будто это была музыка, исполнявшаяся на экзотических
инструментах. Два тела корчились, кожа уступала место волчьей шерсти,
пальцы рук и ног - лапам, зубы - клыкам, лица - узким мордам; все это
сопровождалось музыкой костей, сухожилий и мышц, изменявших строение,
переплавлявшихся в волчьи формы, и непроизвольным рычанием то Виктора, то
Никиты. Затем Виктор издал грубо прозвучавшее "уафф" и скачками двинулся к
лестнице, Никита следовал в нескольких прыжках позади. Через пару секунд
оба волка исчезли.
- У меня лодыжку раздуло! - Франко опять показал ее Ренате. - Видишь?
Я не мог бы далеко ускакать на ней, так ведь?
Она проигнорировала его.
- Кажется, у нас закончилась вода. - Она взяла глиняный сосуд,
оставшийся от монахов; вода, покрывшаяся грязным ледком, лишь слегка
прикрывала донышко. - Михаил и Олеся, не сходите ли вы за снегом?
Она передала сосуд Михаилу. Все, что им нужно было сделать, это
подняться по лестнице и нагрести снега, который нанесло через окна.
- Франко, ты заступишь в первую смену для наблюдения или я?
- Ты за старшего, - сказал он. - Делай, как хочешь.
- Ладно. Ты заступишь в первую смену. Когда подойдет время, я тебя
сменю. - Рената села у огня - новый правитель.
Франко шепотом выругался; ему не доставляло удовольствия подолгу
сидеть в башне, с окнами без стекол и холодными вихрями, но держать
наблюдение было важной обязанностью, и все исполняли ее по очереди. Он
гордо прошествовал прочь, Михаил с Олесей пошли набрать снега, а Рената
оперлась подбородком на руку, с беспокойством думая о мужчине, которого
любила.

5
Посреди ночи буря как-то разом стихла. Она ушла, оставив лес покрытым
сугробами высотой аршина в два, деревья согнулись под ледяным покрывалом.
За ней пришла пронизывающая до костей стужа. День начался с ослепительной
белизны, солнце было скрыто за облаками цвета мокрой ваты.
Наступило время завтрака.
- Боже, какой холод! - сказал Франко, когда они с Михаилом
пробирались через белую пустыню, где прежде была зеленая чаща.
Михаил не ответил; на разговоры уходило слишком много энергии, скулы
его свело от мороза. Он оглянулся назад, метров на пятьдесят, на белый
дворец; его на белом фоне уже почти не было видно.
- Проклятое место! - сказал Франко. - Вся эта страна сволочная!
Сволочь Виктор, и сволочь Никита, сволочь Олеся и суперсволочь Рената! Что
она о себе думает, приказывая мне рыскать по округе, как мальчишке на
посылках?
- Мы никогда ничего не найдем, - спокойно сказал Михаил, - если вы
будете так шуметь.
- Черт, здесь ничего живого нет! Как это мы должны найти еду?
Сотворить ее? Я не Господь Бог, это уж точно! - Он остановился, нюхая
воздух, в носу у него щипало от холода, и его обоняние ухудшилось. - Если
Рената за старшего, почему она не найдет еду? Ответь мне на это!
Отвечать нужды не было. Они тянули жребий, обломки прутиков от
костра, кому идти на поиски еды. Михаил действительно вытянул самый
короткий, а Франко следующий, едва ли длиннее.
- Все, что здесь есть живого, - продолжал Франко, - зарылось в свои
норы, сберегая тепло. Так и нам надо бы делать. Понюхай воздух? Видишь?
Ничего.
Как будто в доказательство того, что Франко ошибался, из снега у них
под носом выскочил заяц с чуть сероватым мехом, рванул в сторону
полузанесенных деревьев.
- Вон! - сказал Михаил. - Смотри!
- У меня глаза застыли.
Михаил остановился и обернулся к Франко.
- Ты, что, не собираешься превращаться? Его можно поймать, если
превратишься.
- К черту! - Щеки у Франко пошли красными пятнами. - Слишком холодно
для превращения. Мои яички замерзнут, если уже не замерзли.
Он сунул туда руку и проверил.
- Если ты не превратишься, мы ничего не поймаем, - напомнил ему
Михаил. - Трудно, однако, тебе будет поймать этого зайца, если...
- Ага, теперь ты мне приказываешь, да? - возмутился Франко. - Слушай
меня, говнюк: ты вытянул самый короткий прут. Ты вот давай и превращайся,
и лови что-нибудь для нас. Пора бы уже перестать быть обузой!
Эта фраза уязвила Михаила, потому что он знал, что в этом есть
правда. Он пошел дальше, обняв себя руками для тепла, его сандалии
скрипели по покрытому настом снегу.
- Ну, что же ты не превращаешься? - язвил Франко, источая злобу. Он
пошел за мальчиком. - Что же ты не превращаешься, чтобы научиться догонять
зайцев и выть на сволочную луну как маньяк?
Михаил не отвечал. Он не знал, что сказать в ответ. Он поискал
глазами зайца, но тот скрылся в белизне. Он глянул назад на белый дворец,
который, казалось, мерцал как далекий мираж; между небом и землей все было
одного оттенка. Опять крупными хлопьями повалил снег, и если бы Михаил не
чувствовал себя сейчас замерзшим, несчастным и никому не нужным, он бы
подумал, какие эти хлопья красивые.
Франко в нескольких саженях от него остановился и стал дуть себе в
ладони. Снежные хлопья сыпались на его волосы и ресницы.
- Может, Виктору нравится такая жизнь, - угрюмо сказал он, - и,
может, Никите тоже, но кем они были до этого? Мой отец был богатым, и я
был сыном богатого человека. - Он покачал головой, снег сыпался на его
раскрасневшееся лицо. - Мы ехали в повозке навестить родителей отца. Нас
застала пурга, очень похожая на вчерашнюю. Моя мать замерзла насмерть. А
затем мой отец, мой младший брат и я нашли избушку, недалеко отсюда. Ну,
теперь ее уже нет: много лет назад она от снега обвалилась. - Франко
поглядел вверх, ища солнце. И не нашел его. - Мой младший брат все плакал
и плакал, а затем умер, - сказал он. - Под конец он уже не мог даже
открыть глаза - веки смерзлись. Мой отец знал, что нам там было не выжить.
Чтобы выжить, нужно было найти деревню. Поэтому мы пешком тронулись в
путь. Я помню... на нас обоих были меховые шубы и дорогая обувь. На моей
рубашке была монограмма. У отца - кашемировый шарф. Но ничего из этого нас
не согревало, ничего, потому что в лицо дул пронизывающий воющий ветер. Мы
нашли овраг, в котором не было ветра, и пытались разжечь костер, но
хворост был покрыт льдом. - Он посмотрел на Михаила. - Ты знаешь, чем мы
пытались разжечь огонь? Деньгами из отцовского бумажника. Они горели очень
ярко, но тепла не давали. Чего бы мы только ни отдали за ведерко угля! Мой
отец, сидя, замерз насмерть. Я стал в семнадцать лет сиротой и знал, что
умру, если не найду хоть какой-то кров. И тогда я пошел, надев на себя обе
шубы. Далеко я уйти не успел, на меня напали волки. - Он опять подул на
руки и пошевелил пальцами. - Один из них укусил меня за руку. Я с такой
силой ударил его по морде, что вышиб ему три зуба. Этот гад, его звали
Иосиф, после этого повредился в уме. Они разорвали на куски моего отца и
сожрали его. Они, наверно, сожрали точно так же и мать, и младшего брата.
Я никогда не спрашивал. - Франко еще раз оглядел однообразное небо и стал
смотреть, как падает снег. - Они взяли меня в стаю как производителя.
Потому же, почему взяли и тебя.
- Производителя?
- Делать детей, - пояснил Франко. - Стае нужны волчата, иначе она
вымрет. Но дети почему-то не выживают. - Он пожал плечами. - Может быть,
Господь Бог знает, в конце концов, что делает. - Он глянул в сторону
дерева, где скрылся заяц. - Послушаешь Виктора, так получается, что наша
жизнь благородна и мы должны гордиться тем, какие мы есть. Я не нахожу
ничего благородного в том, чтобы иметь шерсть на заднице и обгладывать
окровавленные кости. Будь проклята такая жизнь. - Он набрал слюны и плюнул
на снег. - Ты давай, превращайся, - сказал он Михаилу. - Бегай на четырех
лапах и писай на деревья. Бог родил меня человеком, и я не хочу быть
другим.
Он повернул назад и поплелся к стенам белого дворца, что были в
семидесяти аршинах от них.
- Погоди! - позвал Михаил. - Франко, погоди!
Но Франко не остановился. Он глянул на Михаила через плечо.
- Принеси нам хорошего сочного зайца, - ядовито сказал он. - Или,
если тебе повезет, может, накопаешь нам жирных корешков. Я возвращаюсь и
постараюсь добыть...
Франко не закончил предложения, потому что в этот миг то, что
казалось снежным бугорком в нескольких аршинах справа от него, разом
рассыпалось и оказалось уже прыгнувшим огромным рыжим волком, который
сомкнул челюсти на ноге Франко. Кости со звуком револьверного выстрела
треснули, когда берсеркер свалил Франко с ног, а клыки его провели по телу
красные полоски. Франко раскрыл рот, чтобы кричать, но оттуда вышел только
хрип.
Михаил стоял ошеломленный, пытаясь лихорадочно сообразить. Берсеркер
либо лежал под снегом в ожидании, и просто выставил ноздри, чтобы подышать
воздухом, либо он специально закопался под сугробом, чтобы подловить их.
Времени подумать о том, что же случилось с Виктором и Никитой, не было;
была только реальность, то, что берсеркер раздирал ногу Франко и на снег
брызгала дымящаяся кровь.
Михаил хотел было криком позвать на помощь, но к тому времени, когда
Рената с Олесей доберутся к ним - в том случае, если услышат его - Франко
будет мертв. Берсеркер оставил размолоченную ногу Франко и вцепился
челюстями Франко в плечо, пока тот отчаянно старался не дать клыкам
добраться до горла. Лицо у Франко страшно побледнело, глаза от ужаса
выкатились из орбит.
Михаил глянул вверх. В половине аршина над его головой была
оледеневшая ветка дерева. Он подпрыгнул, уцепился за ветку, и она
сломалась под его руками. Берсеркер не обратил на него никакого внимания,
его зубы глубоко увязли в мышцах плеча Франко. И тогда Михаил рванулся
вперед, уперся пятками в снег и вонзил острый конец ветки в один из серых
глаз берсеркера. Палка выбила ему глаз, и волк отпустил плечо Франко с
ревом боли и ярости. Пока берсеркер, осев назад, тряс головой, стараясь
прийти в себя от боли, Франко попытался отползти. Он одолел аршина
полтора, потом его охватила судорога и он свалился без сознания, его нога
и плечо были изувечены. Берсеркер тщетно щелкал по воздуху клыками, а его
оставшийся глаз поймал Михаила Галатинова.
Что-то передавалось между ними: Михаил это почувствовал так же
отчетливо, как биение сердца и толчки крови, струившейся по кровеносным
сосудам. Может, это был обмен ненавистью или сила угрозы первобытного
сознания; чем бы это ни было, Михаил понял, что оно предвещает, и, как
копье, крепко стиснул в руке острую палку, в то время как берсеркер
метнулся к нему через снег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106