тогда
она на долю дюйма приспустила простыню, и Майкл увидел и оценил
приглашение.
Он наклонился к ней и поцеловал ее. Сначала легонько, в уголки губ. А
затем губы ее раскрылись, и он поцеловал ее крепче, один огонь сливался с
другим. Когда поцелуи повторились, влажные и горячие, он чуть ли не
слышал, как из всех их пор идет пар. Ее губы пытались удержать его, но он
отстранился и посмотрел ей в лицо. - Ты ведь обо мне ничего не знаешь, -
сказал он нежно. - Послезавтра может получиться так, что мы расстанемся и
никогда больше не увидимся.
- Я знаю... Я хочу сегодня быть твоей, - сказала Габи. - И хочу,
чтобы сегодня ты был моим.
Она притянула его к себе, и он сбросил простыню. Она была обнажена,
тело - в полной готовности к совместным ощущениям. Ее руки обвились вокруг
его шеи, и они целовались, пока он расстегивал ремень и раздевался. Свет
свечей порождал на стенах огромные тени, их тела прижались друг к другу,
слившись на матрасе. Она почувствовала, как его язык ласкал ей горло,
прикосновение было таким нежным, но таким настойчивым, что рот ее широко
раскрылся, потом его голова спустилась ниже, и язык стал гладить между
грудями. Она вцепилась в его волосы, пока язык кружил медленно и нежно.
Внутри у нее яростно бился пульс, становясь горячее и сильнее. Майкл
чувствовал, как ее бьет дрожь, во рту у него был сладкий вкус ее плоти, и
он провел губами по низу живота, вниз, к темным кудряшкам между ее
бедрами.
Когда язык стал ласкать сокровенное место, двигаясь так же нежно,
Габи выгнула тело и стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Он словно бы
раскрыл ее, как бутон розы, пальцы его были нежны, язык плавно проходил по
влажной плоти, так, что о лучшем Габи не могла и мечтать. Она раскрыла
губы, когда он ласкал ее, и хотела назвать его имя, но поняла, что не
знает его и не узнает никогда. Но самого этого момента, этих ощущений,
этой радости - этого было достаточно. Глаза у нее увлажнились, как и
томящееся сокровенное место. Майкл горящими губами поцеловал эту щель,
переменил положение и мягко вошел в нее.
Он был большой, но в ее теле для него было достаточно места. Он
наполнил ее бархатным теплом, и под своими пальцами, впившимися ему в
плечи, она ощущала, как под кожей перекатывались мышцы. Майкл на пальцах
рук и ног удерживался над ней и глубоко проникал внутрь, его бедра
двигались плавно, медленно, отчего Габи раскрыла рот и застонала. Их тела
обвивали и стискивали друг друга, расходились и опять прижимались.
Волнообразные сильные движения Майкла воздействовали на Габи как на свежую
глину, и она поддавалась его усилиям. Его нервы, его плоть, его кровь
исполняли танец ощущений, запахов и прикосновений. Запах гвоздики,
исходящий от смятой простыни, тело Габи, источавшее густой резкий дух
страсти. Волосы у нее увлажнились, между грудями сверкали бисеринки пота.
Глаза подернулись дымкой, сосредоточившись на чем-то внутреннем, а ноги ее
сомкнулись на его бедрах, чтобы удерживать его глубоко внутри себя, в то
время как он плавно покачивал ее. Потом он лег на спину, а она была над
ним, тело насажено на его твердую плоть, глаза закрыты, черные волосы
каскадом рассыпались по плечам. Он оторвал от кровати бедра, а с ними ее
тело, и она наклонилась вперед ему на грудь и прошептала три нежных слова,
которые не несли никакого смысла, а были просто выражением экстаза.
Майкл прильнул к ее телу, обвил ее руками, а она отвела руки назад,
чтобы ухватиться за железную раму кровати, пока они сначала прилаживались
друг к другу, потом стали двигаться в нежном унисоне. Это стало танцем
страсти, балетом нежности, и в его апогее Габи вскрикнула, уже не думая о
том, что ее услышат, а Майкл дал волю своим чувствам. Его позвоночник
выгнулся, тело было обхвачено ее пульсирующей хваткой, то крепкой, то
ослабевавшей, в соответствии с их движениями, и напряженность его
разрядилась несколькими выплесками, после которых он словно бы обессилел.
Габи плыла белым кораблем с полными ветра парусами и твердой рукой на
рулевом колесе. Она расслабилась в его объятии, и они улеглись рядом, дыша
единым дыханием, в то время как в далеком соборе отзвонили полночный звон.
Незадолго перед рассветом Майкл отвел волосы с ее лица и поцеловал ее
в лоб. Он встал, стараясь ее не разбудить, и прошел к окну, оглядел
открывавшийся вид на Париж, освещенный едва показавшимся розовым краем
солнца, чуть видимым на темно-синем фоне ночи. Над землей Сталина уже
рассвело, и горящий солнечный глаз поднялся над территорией Гитлера. Это
было начало дня, ради которого он прибыл сюда из Уэльса; в течение
ближайших суток он или добудет информацию, или погибнет. Он наполнил
легкие утренним воздухом и почуял на себе запах плоти Габи.
"Живи свободным", подумал он. Последний приказ мертвого короля.
Резкая прохлада воздуха напомнила ему про лес и белый дворец,
оставшиеся в давнем прошлом. Воспоминания эти всколыхнули ту горячность,
которой не суждено когда-либо быть охлажденной, ни женщиной, ни любовью,
ни чем-то иным, созданным руками человека.
Кожу у него закололо будто бы сотнями иголок. Он внезапно начал
переходить в звериное обличье, быстро и мощно. Черная шерсть пошла по
тыльной стороне рук, побежала по задней части бедер и пробилась на ляжках.
От него стал исходить волчий дух, источаемый плотью. Полоски черной
шерсти, некоторые с седыми прожилками, покрыли его руки, пробились на
кистях и стали шевелиться, гладкие и живые. Он поднял правую руку и
смотрел, как она меняется, палец за пальцем, по ней побежала черная
шерсть, охватывая запястье. Шерстяной покров побежал по предплечью, рука
меняла форму, пальцы втягивались внутрь с легким потрескиванием костей и
хрящей, которые пронизывали болью нервы и вызвали пот на лице. Два пальца
почти исчезли, а на их месте показались крючковатые темные когти.
Позвоночник у него стал выгибаться, как лук, издавая легкие трескучие
звуки от стиснутости.
- Что это?
Майкл опустил руку и прижал ее к боку, вцепившись в него пальцами.
Сердце у него екнуло. Он обернулся к ней. Габи сидела на постели, глаза
опухли от сна и следов страсти. - Что случилось? - спросила она, голос у
нее со сна охрип, но в нем была нотка напряженности.
- Ничего, - сказал он. Его голос был хриплым шепотом. - Все в
порядке. Спи. - Она заморгала и улеглась опять, обернув ноги простыней.
Полосы черной шерсти уползли со спины и бедер Майкла, обратившись в мягкую
податливую мякоть. Габи сказала: - Пожалуйста, обними меня. Хорошо?
Он подождал еще несколько секунд. Потом поднял правую руку. Пальцы
снова были человеческими, остатки волчьей шерсти сбегали с запястья и
предплечья, переходя в кожу с редкими волосками. Он сделал один глубокий
вздох, и почувствовал, как позвоночник его распрямился. Он опять стал в
полный рост, и тяга к смене облика исчезла. - Ну конечно, - сказал он ей,
ложась на кровать и кладя правую руку - опять совершенно человеческую - на
плечи Габи. Она угнездилась головой на его плече и сонно сказала:
- Чувствую, что откуда-то пахнет мокрой псиной.
Он слабо улыбался, пока Габи не задышала глубоко и не уснула снова.
Прокричал петух. Ночь уходила, наступал день, на который он сделал
ставку.
6
- Ты уверен, что ему можно доверять? - спросила Габи, когда они
крутили педали велосипедов к югу по улице Пиренеев. Они наблюдали за
Мышонком, маленьким человеком в заношенном плаще, ехавшим позади них на
помятом велосипеде, направляясь к пересечению с улицей Де Менилмонтан, где
он должен был свернуть к востоку, к шоссе Гамбетта.
- Нет, - ответил Майкл. - Но скоро мы это выясним.
Он потрогал "Люгер" у себя под плащом и свернул в переулок, а вслед
за ним и Габи. Рассвет был только формальным; на солнце надвигались тучи
свинцового цвета, по улицам гулял прохладный ветер. Майкл проверил время
по своим часам с ядом: восемь двадцать девять. Адам должен появиться из
дома, следуя ежедневному распорядку, через три минуты. Он должен пойти от
Рю Тоба к шоссе Гамбетта, где должен повернуть к северо-востоку по пути к
серому зданию, над которым развевались флаги нацистов на Рю де Бельвилль.
К тому времени, когда Адам дойдет до перекрестка шоссе Гамбетта с Рю
Сен-Фарж, Мышонок должен быть на своем месте.
Майкл разбудил Мышонка в пять тридцать, Камилла раздраженно накормила
их всех завтраком, и Майкл описал ему Адама и муштровал его до тех пор,
пока не убедился, насколько мог, что Мышонок сможет опознать Адама на
улице. В такой ранний час улицы были еще сонными. Только несколько других
велосипедистов и пешеходов двигались на работу. В кармане Мышонка была
сложенная записка со словами: "В твоей ложе. В Опере. Третий акт, сегодня
вечером".
Они въехали в переулок Рю де ла Шин, и Майкл едва не наскочил на двух
идущих рядом немецких солдат. Габи успела вывернуть позади них, и один из
солдат заорал и засвистел на нее. У нее были еще свежи сладкие
воспоминания от ощущений прошлой ночи, и она беззаботно привстала с
сиденья и пошлепала себя по заду, приглашая немцев поцеловать ее туда. Оба
солдата захохотали и зачмокали от удовольствия. Она ехала за Майклом по
улице, покрышки колес прыгали по булыжнику, а затем Майкл свернул в
переулок, где прошлой ночью столкнулся с Мышонком. Габи в соответствии с
их планом поехала по Рю де ла Шин дальше к югу.
Майкл остановил свой велосипед и подождал. Он смотрел в начало
переулка, выходящего на Рю Тоба футах в тридцати пяти от него. Мимо прошел
человек, темноволосый, сутулый, направлявшийся в другую сторону. Явно не
Адам. Он посмотрел на часы: восемь тридцать одна. Мимо начала переулка,
оживленно беседуя, прошли мужчина с женщиной. Любовники, подумал Майкл. У
мужчины была темная борода. Не Адам. Проехала телега, цоканье лошадиных
подков эхом отдавалось в переулке. Несколько велосипедистов неторопливо
прокрутили педали. Молочный фургон, здоровый возница зазывал покупателей.
И тут мимо переулка в сторону шоссе Гамбетта прошел мужчина в длинном
темно-коричневом плаще, держа руки в карманах. Силуэт мужчины выделялся
четко, нос его был как клюв ястреба. Это не был Адам, но на нем была
черная кожаная шляпа, на которой за ленточку было заткнуто перо, как у
того сотрудника гестапо, на дороге, вспомнил Майкл. Мужчина внезапно
остановился, прямо у входа в переулок. Майкл прижался спиной к стене,
прячась за кучей ломаных ящиков. Мужчина огляделся, спиной к Майклу; в
переулок он бросил беглый взгляд, который сказал Майклу, что он много раз
это проделывал. Тогда мужчина снял шляпу и сбил с ее полей воображаемую
пыль. Затем вернул шляпу на голову и продолжил идти в сторону шоссе
Гамбетта. Сигнал, догадался Майкл. Наверно, кому-то дальше по улице.
Времени на размышления у него не оставалось. В следующее мгновение
худощавый светловолосый мужчина в сером плаще, с черным чемоданчиком в
руке и в очках в проволочной оправе, прошел мимо переулка. Сердце у Майкла
возбужденно забилось. Адам проследовал вовремя.
Он ждал. Примерно через тридцать секунд после того, как прошел Адам,
вход в переулок пересекли двое мужчин, один в восьми-девяти шагах впереди
другого. На первом был коричневый костюм и мягкая шляпа с блестящим
верхом, на втором бежевая куртка, парусиновые брюки и темный берет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
она на долю дюйма приспустила простыню, и Майкл увидел и оценил
приглашение.
Он наклонился к ней и поцеловал ее. Сначала легонько, в уголки губ. А
затем губы ее раскрылись, и он поцеловал ее крепче, один огонь сливался с
другим. Когда поцелуи повторились, влажные и горячие, он чуть ли не
слышал, как из всех их пор идет пар. Ее губы пытались удержать его, но он
отстранился и посмотрел ей в лицо. - Ты ведь обо мне ничего не знаешь, -
сказал он нежно. - Послезавтра может получиться так, что мы расстанемся и
никогда больше не увидимся.
- Я знаю... Я хочу сегодня быть твоей, - сказала Габи. - И хочу,
чтобы сегодня ты был моим.
Она притянула его к себе, и он сбросил простыню. Она была обнажена,
тело - в полной готовности к совместным ощущениям. Ее руки обвились вокруг
его шеи, и они целовались, пока он расстегивал ремень и раздевался. Свет
свечей порождал на стенах огромные тени, их тела прижались друг к другу,
слившись на матрасе. Она почувствовала, как его язык ласкал ей горло,
прикосновение было таким нежным, но таким настойчивым, что рот ее широко
раскрылся, потом его голова спустилась ниже, и язык стал гладить между
грудями. Она вцепилась в его волосы, пока язык кружил медленно и нежно.
Внутри у нее яростно бился пульс, становясь горячее и сильнее. Майкл
чувствовал, как ее бьет дрожь, во рту у него был сладкий вкус ее плоти, и
он провел губами по низу живота, вниз, к темным кудряшкам между ее
бедрами.
Когда язык стал ласкать сокровенное место, двигаясь так же нежно,
Габи выгнула тело и стиснула зубы, чтобы сдержать стон. Он словно бы
раскрыл ее, как бутон розы, пальцы его были нежны, язык плавно проходил по
влажной плоти, так, что о лучшем Габи не могла и мечтать. Она раскрыла
губы, когда он ласкал ее, и хотела назвать его имя, но поняла, что не
знает его и не узнает никогда. Но самого этого момента, этих ощущений,
этой радости - этого было достаточно. Глаза у нее увлажнились, как и
томящееся сокровенное место. Майкл горящими губами поцеловал эту щель,
переменил положение и мягко вошел в нее.
Он был большой, но в ее теле для него было достаточно места. Он
наполнил ее бархатным теплом, и под своими пальцами, впившимися ему в
плечи, она ощущала, как под кожей перекатывались мышцы. Майкл на пальцах
рук и ног удерживался над ней и глубоко проникал внутрь, его бедра
двигались плавно, медленно, отчего Габи раскрыла рот и застонала. Их тела
обвивали и стискивали друг друга, расходились и опять прижимались.
Волнообразные сильные движения Майкла воздействовали на Габи как на свежую
глину, и она поддавалась его усилиям. Его нервы, его плоть, его кровь
исполняли танец ощущений, запахов и прикосновений. Запах гвоздики,
исходящий от смятой простыни, тело Габи, источавшее густой резкий дух
страсти. Волосы у нее увлажнились, между грудями сверкали бисеринки пота.
Глаза подернулись дымкой, сосредоточившись на чем-то внутреннем, а ноги ее
сомкнулись на его бедрах, чтобы удерживать его глубоко внутри себя, в то
время как он плавно покачивал ее. Потом он лег на спину, а она была над
ним, тело насажено на его твердую плоть, глаза закрыты, черные волосы
каскадом рассыпались по плечам. Он оторвал от кровати бедра, а с ними ее
тело, и она наклонилась вперед ему на грудь и прошептала три нежных слова,
которые не несли никакого смысла, а были просто выражением экстаза.
Майкл прильнул к ее телу, обвил ее руками, а она отвела руки назад,
чтобы ухватиться за железную раму кровати, пока они сначала прилаживались
друг к другу, потом стали двигаться в нежном унисоне. Это стало танцем
страсти, балетом нежности, и в его апогее Габи вскрикнула, уже не думая о
том, что ее услышат, а Майкл дал волю своим чувствам. Его позвоночник
выгнулся, тело было обхвачено ее пульсирующей хваткой, то крепкой, то
ослабевавшей, в соответствии с их движениями, и напряженность его
разрядилась несколькими выплесками, после которых он словно бы обессилел.
Габи плыла белым кораблем с полными ветра парусами и твердой рукой на
рулевом колесе. Она расслабилась в его объятии, и они улеглись рядом, дыша
единым дыханием, в то время как в далеком соборе отзвонили полночный звон.
Незадолго перед рассветом Майкл отвел волосы с ее лица и поцеловал ее
в лоб. Он встал, стараясь ее не разбудить, и прошел к окну, оглядел
открывавшийся вид на Париж, освещенный едва показавшимся розовым краем
солнца, чуть видимым на темно-синем фоне ночи. Над землей Сталина уже
рассвело, и горящий солнечный глаз поднялся над территорией Гитлера. Это
было начало дня, ради которого он прибыл сюда из Уэльса; в течение
ближайших суток он или добудет информацию, или погибнет. Он наполнил
легкие утренним воздухом и почуял на себе запах плоти Габи.
"Живи свободным", подумал он. Последний приказ мертвого короля.
Резкая прохлада воздуха напомнила ему про лес и белый дворец,
оставшиеся в давнем прошлом. Воспоминания эти всколыхнули ту горячность,
которой не суждено когда-либо быть охлажденной, ни женщиной, ни любовью,
ни чем-то иным, созданным руками человека.
Кожу у него закололо будто бы сотнями иголок. Он внезапно начал
переходить в звериное обличье, быстро и мощно. Черная шерсть пошла по
тыльной стороне рук, побежала по задней части бедер и пробилась на ляжках.
От него стал исходить волчий дух, источаемый плотью. Полоски черной
шерсти, некоторые с седыми прожилками, покрыли его руки, пробились на
кистях и стали шевелиться, гладкие и живые. Он поднял правую руку и
смотрел, как она меняется, палец за пальцем, по ней побежала черная
шерсть, охватывая запястье. Шерстяной покров побежал по предплечью, рука
меняла форму, пальцы втягивались внутрь с легким потрескиванием костей и
хрящей, которые пронизывали болью нервы и вызвали пот на лице. Два пальца
почти исчезли, а на их месте показались крючковатые темные когти.
Позвоночник у него стал выгибаться, как лук, издавая легкие трескучие
звуки от стиснутости.
- Что это?
Майкл опустил руку и прижал ее к боку, вцепившись в него пальцами.
Сердце у него екнуло. Он обернулся к ней. Габи сидела на постели, глаза
опухли от сна и следов страсти. - Что случилось? - спросила она, голос у
нее со сна охрип, но в нем была нотка напряженности.
- Ничего, - сказал он. Его голос был хриплым шепотом. - Все в
порядке. Спи. - Она заморгала и улеглась опять, обернув ноги простыней.
Полосы черной шерсти уползли со спины и бедер Майкла, обратившись в мягкую
податливую мякоть. Габи сказала: - Пожалуйста, обними меня. Хорошо?
Он подождал еще несколько секунд. Потом поднял правую руку. Пальцы
снова были человеческими, остатки волчьей шерсти сбегали с запястья и
предплечья, переходя в кожу с редкими волосками. Он сделал один глубокий
вздох, и почувствовал, как позвоночник его распрямился. Он опять стал в
полный рост, и тяга к смене облика исчезла. - Ну конечно, - сказал он ей,
ложась на кровать и кладя правую руку - опять совершенно человеческую - на
плечи Габи. Она угнездилась головой на его плече и сонно сказала:
- Чувствую, что откуда-то пахнет мокрой псиной.
Он слабо улыбался, пока Габи не задышала глубоко и не уснула снова.
Прокричал петух. Ночь уходила, наступал день, на который он сделал
ставку.
6
- Ты уверен, что ему можно доверять? - спросила Габи, когда они
крутили педали велосипедов к югу по улице Пиренеев. Они наблюдали за
Мышонком, маленьким человеком в заношенном плаще, ехавшим позади них на
помятом велосипеде, направляясь к пересечению с улицей Де Менилмонтан, где
он должен был свернуть к востоку, к шоссе Гамбетта.
- Нет, - ответил Майкл. - Но скоро мы это выясним.
Он потрогал "Люгер" у себя под плащом и свернул в переулок, а вслед
за ним и Габи. Рассвет был только формальным; на солнце надвигались тучи
свинцового цвета, по улицам гулял прохладный ветер. Майкл проверил время
по своим часам с ядом: восемь двадцать девять. Адам должен появиться из
дома, следуя ежедневному распорядку, через три минуты. Он должен пойти от
Рю Тоба к шоссе Гамбетта, где должен повернуть к северо-востоку по пути к
серому зданию, над которым развевались флаги нацистов на Рю де Бельвилль.
К тому времени, когда Адам дойдет до перекрестка шоссе Гамбетта с Рю
Сен-Фарж, Мышонок должен быть на своем месте.
Майкл разбудил Мышонка в пять тридцать, Камилла раздраженно накормила
их всех завтраком, и Майкл описал ему Адама и муштровал его до тех пор,
пока не убедился, насколько мог, что Мышонок сможет опознать Адама на
улице. В такой ранний час улицы были еще сонными. Только несколько других
велосипедистов и пешеходов двигались на работу. В кармане Мышонка была
сложенная записка со словами: "В твоей ложе. В Опере. Третий акт, сегодня
вечером".
Они въехали в переулок Рю де ла Шин, и Майкл едва не наскочил на двух
идущих рядом немецких солдат. Габи успела вывернуть позади них, и один из
солдат заорал и засвистел на нее. У нее были еще свежи сладкие
воспоминания от ощущений прошлой ночи, и она беззаботно привстала с
сиденья и пошлепала себя по заду, приглашая немцев поцеловать ее туда. Оба
солдата захохотали и зачмокали от удовольствия. Она ехала за Майклом по
улице, покрышки колес прыгали по булыжнику, а затем Майкл свернул в
переулок, где прошлой ночью столкнулся с Мышонком. Габи в соответствии с
их планом поехала по Рю де ла Шин дальше к югу.
Майкл остановил свой велосипед и подождал. Он смотрел в начало
переулка, выходящего на Рю Тоба футах в тридцати пяти от него. Мимо прошел
человек, темноволосый, сутулый, направлявшийся в другую сторону. Явно не
Адам. Он посмотрел на часы: восемь тридцать одна. Мимо начала переулка,
оживленно беседуя, прошли мужчина с женщиной. Любовники, подумал Майкл. У
мужчины была темная борода. Не Адам. Проехала телега, цоканье лошадиных
подков эхом отдавалось в переулке. Несколько велосипедистов неторопливо
прокрутили педали. Молочный фургон, здоровый возница зазывал покупателей.
И тут мимо переулка в сторону шоссе Гамбетта прошел мужчина в длинном
темно-коричневом плаще, держа руки в карманах. Силуэт мужчины выделялся
четко, нос его был как клюв ястреба. Это не был Адам, но на нем была
черная кожаная шляпа, на которой за ленточку было заткнуто перо, как у
того сотрудника гестапо, на дороге, вспомнил Майкл. Мужчина внезапно
остановился, прямо у входа в переулок. Майкл прижался спиной к стене,
прячась за кучей ломаных ящиков. Мужчина огляделся, спиной к Майклу; в
переулок он бросил беглый взгляд, который сказал Майклу, что он много раз
это проделывал. Тогда мужчина снял шляпу и сбил с ее полей воображаемую
пыль. Затем вернул шляпу на голову и продолжил идти в сторону шоссе
Гамбетта. Сигнал, догадался Майкл. Наверно, кому-то дальше по улице.
Времени на размышления у него не оставалось. В следующее мгновение
худощавый светловолосый мужчина в сером плаще, с черным чемоданчиком в
руке и в очках в проволочной оправе, прошел мимо переулка. Сердце у Майкла
возбужденно забилось. Адам проследовал вовремя.
Он ждал. Примерно через тридцать секунд после того, как прошел Адам,
вход в переулок пересекли двое мужчин, один в восьми-девяти шагах впереди
другого. На первом был коричневый костюм и мягкая шляпа с блестящим
верхом, на втором бежевая куртка, парусиновые брюки и темный берет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106