А потом она резко повернулась и
покинула сад, следуя за Никитой и Полей.
Рената стояла над свежими могилками. Она покачала головой.
- Малышечки, - нежно сказала она. - Ох, мальчишечки. Надеюсь, у вас
будут хорошие братишки на небесах. - Она оглянулась на Михаила. - Ты меня
ненавидишь? - спросила она.
- Ненавижу тебя? - Вопрос изумил его. - Нет.
- Я бы тебя вполне поняла, если бы ты ненавидел, - сказала она. - В
конце концов, именно я ввела тебя в эту жизнь. Я ненавидела ту, что
покусала меня. Она лежит там, с самого края. - Рената кивнула в сторону
тени. - Я была замужем за сапожником. Мы ехали на свадьбу моей сестры. Я
сказала Темке, что он перепутал поворот, но разве он слушал меня? Конечно,
нет. - Она жестом показала в сторону больших камней. - Темка умер при
превращении. Это было... двенадцать весен назад, мне кажется. Он все-таки
не был здоровым мужиком; из него получился бы жалкий волк. Но я его
любила. - Она улыбнулась, но улыбка не задержалась. - У каждой могилы своя
история, но некоторые из них появились даже раньше, чем здесь оказался
Виктор. И потому кажется, что они - немые загадки, а?
- Сколько уже... стая живет здесь? - спросил Михаил.
- О, я не знаю. Виктор говорит, что старик, умерший за год до моего
появления, жил здесь двадцать лет, и старик тот знал других, которые
пробыли здесь еще дольше. Кто знает? - она пожала плечами.
- А хоть кто-нибудь здесь родился? И выжил?
- Виктор говорит, что слышал о семерых-восьмерых, которые родились и
выжили. Конечно, со временем и они умерли. Но большинство детей или
рождались мертвыми, или умирали через несколько недель. Поля уже
прекратила свои попытки. И я тоже. Олеся пока еще достаточно молода, чтобы
поупрямиться, да и стольких детей она уже похоронила, что теперь сердце у
нее должно быть, как один из этих камней. Что же, я сочувствую ей. -
Рената оглядела сад кругом и посмотрела вверх, на высившиеся березы,
сквозь которые пробивалось солнце. - Я знаю твой следующий вопрос, -
сказала она, прежде чем Михаил смог его задать. - Ответ - нет. Никто из
стаи никогда не покидал этого леса. Это - наш дом, и всегда будет нашим
домом...
Михаил, все еще одетый в лохмотья прошлогодней одежды, кивнул. Сейчас
мир, который когда-то был его миром, человеческий мир, - казался ему
смутным, похожим на давнее воспоминание. Он слышал, как в ветвях пели
птицы, и видел, как некоторые из них порхали с ветки на ветку. Это были
красивые птички, и Михаил заинтересовался, будут ли они хороши на вкус.
- Пойдем назад.
Своеобразная церемония окончилась. Рената пошла в сторону белого
дворца, а вслед за ней и Михаил. Они еще не ушли далеко, когда Михаил
услыхал далекий, высокий звук свистка. Вероятно, где-то в версте на
юго-восток, прикинул он. Он остановился, вслушиваясь в этот звук. Не
птица, а...
- А-а, - сказала Рената. - Это примета лета. Идет поезд. Пути
проходят через лес не так далеко отсюда.
Она продолжала шагать, потом остановилась, заметив, что Михаил не
двинулся. Свисток прозвучал вновь, короткая и визгливая нота.
- Должно быть, на пути вышел олень, - решила Рената. - Иногда там
можно найти убитого. Это бывает совсем не плохо, если только солнце и
хищники не поработают над ним. - Свист поезда затих. - Михаил? -
подстегнула она.
Он все еще прислушивался; свисток заставил что-то внутри его
затосковать, но о чем - он не совсем понимал. Рената ждала его, а
берсеркер крался где-то по лесу. Пора было идти. Михаил еще раз оглянулся
на сад, с его выложенными из камня прямоугольниками, и пошел за Ренатой
домой.

2
В полдень второго дня после того, как похоронили детей, Франко
схватил Михаила за руку, когда тот сидел на коленях снаружи белого дворца,
выискивая в мягкой земле съедобные корешки. Франко подтянул его за руку
вверх.
- Пойдем со мной, - сказал он. - Нам надо бы кое-куда сходить.
Они двинулись, направляясь через лес на юг. Франко оглянулся назад.
Никто за ними не следил, это хорошо.
- Куда мы идем? - спросил его Михаил, потому что Франко тащил его за
собой.
- В сад, - ответил он. - Я хочу увидеть своих детей.
Михаил попытался выдернуть руку из ладони Франко, но Франко стиснул
ее сильнее. Он хотел заплакать, не иначе как потому, что ему не нравился
Франко, но стая бы этого не одобрила, Виктор бы этого не одобрил; ему
самому следует разбираться с собственными отношениями.
- Зачем я вам нужен?
- Чтобы копать, - сказал Франко. - А теперь закрой рот и шагай
быстрее.
Когда белый дворец остался позади и лес закрыл за ними свои зеленые
ворота, Михаил понял, что Франко не полагалось этого делать. Возможно,
законы стаи не позволяли вскрывать могилы после того, как хоронили детей;
возможно, отцам запрещалось видеть мертвых детей. Он не был уверен, но
знал, что Франко пользуется им, чтобы делать что-то такое, чего Виктору бы
не понравилось. Он попытался идти помедленнее, но Франко стал тянуть его,
вывихивая руку.
Успевать за Франко было тяжело; у этого человека был такой шаг, что у
Михаила в легких скоро закололо.
- Ты дохлый, как цыпленок, - ворчал на него Франко. - Иди скорее, ну
же.
Михаил споткнулся о корень и упал на колени. Франко дернул его за
собой, и они продолжили идти. На болезненном кареглазом лице Франко
светилась жестокость; даже сквозь человеческую маску проглядывала волчья
морда. Может быть, раскапывание могил - это к несчастью, думал Михаил.
Потому-то сад и был так далеко от белого дворца. Но человеческая натура
Франко отвергла все ограничения; как любой отец-человек, он сгорал от
нетерпения увидеть результаты своего семени.
- Идем, идем! - говорил он Михаилу, оба они спешили через лес.
Еще несколько минут - и они вырвались на прогалину, где были
прямоугольники из камней. Франко резко остановился. Михаил наскочил на
него, но это столкновение на Франко никак не отразилось. Он только
бессильно раскрыл рот.
- Боже праведный, - прошептал Франко.
Михаил тоже увидел это: могилы в саду были разворочены, повсюду были
раскиданы кости. Черепа, маленькие и большие, некоторые человеческие,
некоторые звериные, а некоторые смесь того и другого, лежали, расколотые,
перед Михаилом. Франко прошел дальше в сад, ладони у него скрючились по
бокам, как когти. Почти все могилы были раскопаны, их содержимое вырыто,
разломано на кусочки и безобразно раскидано вокруг. Михаил уставился на
лежавший ухмыляющийся череп, с острыми клыками и клочком серой шерсти.
Неподалеку валялись кость предплечья, а дальше кости кисти руки. Маленький
изогнутый позвоночник приковал взгляд Михаила, потом детский череп,
раздавленный с неистовством. Франко шел дальше, влекомый к тому месту, где
были захоронены свежие трупы. Он переступал через старые кости и наступил
на череп, нижняя челюсть которого была отломана, словно кусок перегнившего
дерева. Он остановился, шатаясь, и уставился на выскобленные ямы, куда два
дня назад были положены новорожденные. На земле лежала разодранная тряпка.
Франко поднял ее, и что-то изорванное и красное, кишевшее мухами, упало на
листья.
Ребенок бы разорван пополам, Франко видел следы огромных клыков.
Верхняя половина, голова и мозг, исчезла. Мухи вились вокруг лица Франко,
а с ними медянистый аромат крови и гниения. Он посмотрел направо, на
другое красное пятно на земле. Маленькая ножка, покрытая блестящей бурой
шерсткой. Он издал слабый ужасный стон, и старые кости хрустнули под его
ногой, когда он отшатнулся от розовых останков.
- Берсеркер, - услышал Михаил его шепот.
На верхушках деревьев пели птицы, счастливые и беззаботные. Вокруг
повсюду были разрытые могилы и части скелетов, детей и взрослых,
человеческих и волчьих. Франко повернулся к Михаилу, и мальчик увидел его
лицо - кожа обтянула кости, глаза остекленевшие и выпученные. Резко
запахло гнилью.
- Берсеркер, - повторил Франко, голос у него был слабый и дрожащий.
Он огляделся вокруг, ноздри у него раздулись, и на лице заблестел пот.
- Где ты? - закричал Франко, и пение птиц сразу же оборвалось. - Где
ты, подлец? - Он шагнул в одну сторону, потом в другую, ноги его,
казалось, хотели растащить его на две половины. - Ну, выходи! - завопил
он, зубы его оскалились, грудь вздымалась. - Я сражусь с тобой! - Он
схватил волчий череп и запустил им в ствол дерева, ударившись о который,
тот разлетелся с звуком пистолетного выстрела. - Боже, низвергни его в ад.
Выходи же!
Мухи налетели на лицо Михаила и закружили прочь, вспугнутые яростью
Франко. Тот вскипел, на его впалых щеках показались розовые пятна, тело
напряглось, как туго скрученная опасная пружина. Он вопил:
- Выходи же, давай сразимся! - и от его голоса птицы слетели со своих
веток.
На вызов Франко никто не отозвался. Скалящиеся черепа лежали как
немые свидетели бойни, а красную мякоть малышей покрывали тучи мух. Прежде
чем Михаил успел шевельнуться для защиты, Франко накинулся на него. Он
оторвал его от земли и швырнул спиной о дерево так сильно, что из легких
Михаила с резким звуком "хук" вырвался воздух.
- Ты - ничтожество! - свирепел Франко. - Ты меня слышишь? - Он затряс
Михаила. - Ты - ничтожество!
В глазах Михаила стояли слезы боли, но он не дал им пролиться. Франко
испытывал необходимость что-нибудь уничтожить, также как берсеркер
уничтожил тела его детей. Он еще раз швырнул Михаила о дерево, теперь
сильнее.
- Ты нам не нужен! - орал он. - Ты - кусочек слабовольного гов...
Это произошло стремительно. Михаил не понял, когда это произошло,
потому это было как взрыв. Внутри его будто бы открылся огненный колодец и
опалил его изнутри; в долю секунды его ослепила боль, а затем правая рука
Михаила - волчья лапа, покрытая гладкой черной шерстью, которая обвила ее
до локтя - взметнулась и цапнула Франко за щеку. Голова Франко резко
отдернулась назад, там, где прошлись ногти, остались кровавые полосы.
Франко остолбенел, и в глазах у него промелькнул страх. Он выпустил
Михаила и отскочил от него, на его лице набухали кровью красные полосы.
Михаил выпрямился на ногах, сердце его стучало; он был столь же изумлен,
как и Франко, и уставился на свои волчьи когти: под их белыми кончиками
была ярко-красная кровь и кусочки кожи Франко. Черная шерсть поползла
дальше, за локоть, и он ощутил ломоту в костях, когда они стали меняться в
форме. Раздался гулкий звук "оп", когда изменился локтевой сустав, ладонь
укоротилась, кости утолщились под склизкой плотью с черной шерстью. Шерсть
распространилась на плечо и отливала иссиня-черным там, где ее коснулось
солнце. Михаил почувствовал дергающую боль в челюстях и на лбу, как будто
стальные тиски стали сжимать его череп. Из глаз брызнули слезы и потекли
по щекам. Теперь изменялась его левая рука, пальцы втягивались и
укорачивались, обрастая шерстью и выставляя молодые белые коготки. Что-то
происходило с его зубами, а в деснах было такое ощущение, будто их резали.
Во рту ощущался вкус крови. Перепуганный Михаил беспомощно смотрел на
Франко; Франко лишь пялил на него остекленевшие глаза, кровь капала с его
подбородка. Она напомнила Михаилу своим запахом красное вино, которое,
вспомнилось ему, пили его отец и мать из бокалов в какой-то другой жизни.
Мышцы у него сводило, они дрожали, утолщаясь на плечах и спине. Черная
шерсть неудержимо пробивалась у него в паху, под грязной одежонкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106