Михаил тронулся было идти за ними, но голос Виктора хлестнул по нему:
- Ты куда собираешься идти? Иди сюда и помоги нам!
Виктор встал на колени, чтобы отбрасывать снег вместе с Никитой и
Франко, и Михаил приблизился, чтобы помочь своими хлипкими силенками.
Это была куча розовых, покрытых кровавой коркой костей. Большая часть
мякоти была содрана, но кое-где остались куски мышц. Некоторые кости были
человеческими, а другие волчьими; Виктор быстро это заметил. В момент
смерти тело Белого разрывалось на обе противоположности.
- Посмотрите на это, - сказал Франко и поднял часть лопатки. На ней
были глубокие царапины.
Виктор кивнул:
- Клыки.
Были и другие доказательства действия мощных челюстей: борозды на
лучевой кости, иззубренные края сломанного позвоночника.
И тут, наконец, Никита раскидал смерзшийся в корку снег и нашел
голову.
Скальп отсутствовал, череп был раздавлен, мозг выскоблен, но лицо
Белого сохранилось, не считая нижней вырванной челюсти. Язык тоже был
вырван из своего основания. Глаза Белого были открыты, и рыжие волосы
прикрывали его щеки и лоб. Глаза несколько секунд были направлены на
Михаила, пока Никита опять не повернул голову, и в них Михаил увидел
страшный стеклянный блеск. Он отвернулся, дрожа теперь уже не от холода, и
отступил на несколько шагов. Франко поднял кость от ноги, на которой еще
оставались куски замерзших красных мышц, и осмотрел раздробленные края
кости.
- Челюсти огромной силы, - тихо сказал Франко. - Нога была перекушена
с одного раза.
- А также обе руки, - сказал Никита.
Он сел на корточки, глядя на кости, разложенные на снегу, и лед на
единственном целом веке начал подтаивать. Михаил в страшном оцепенении
смотрел, как капелька воды стекает по щеке Белого, похожая на слезу.
Виктор стоял, глаза его блестели, и он медленно блуждал взглядом по
сторонам. Кулаки по его бокам сжимались. Михаил знал, о чем он должен был
думать: в лесу они не единственные охотники. Кто-то наблюдал за ними и
знал, где их убежище. Он переломал Белому кости, вырвал ему язык и
выскоблил из его черепа мозг. Потом притащил размолоченный скелет сюда,
как насмешку. Или как вызов.
- Заверните его, - Виктор снял свою одежду из оленьей шкуры и дал ее
Франко.
- Не давайте Поле его увидеть.
Он пошел голый, целеустремленным шагом, прочь от дворца.
- Куда ты идешь? - спросил Никита.
- Выследить, - ответил Виктор, хрустя ногами по снегу. Потом побежал,
отбрасывая длинную тень. Михаил смотрел, как он петлял среди наклонных и
пересекавшихся стволов деревьев; он увидел, как серая шерсть побежала по
широкой белой спине Виктора, увидел, как его позвоночник начал
перестраиваться, а затем Виктор скрылся в лесу.
Никита и Франко уложили кости в шкуру. Голова, с ее безмолвным
криком, без челюсти, попала туда последней. Франко встал, сжимая в руках
свернутую шкуру, лицо у него было мрачным и серым. Он взглянул на Михаила
и покривил губы.
- На, неси их, заяц, - сказал он насмешливым тоном и вложил узел с
останками в руку Михаила. От его тяжести у мальчика тут же подогнулись
колени.
Никита хотел помочь ему, но Франко поймал руку монгола:
- Пусть заяц донесет сам, если уж он так хочет стать одним из нас!
Михаил вгляделся в глаза Франко; они смеялись над ним и хотели, чтобы
он упал. Он почувствовал, как внутри у него вспыхнула искорка. Она
вспыхнула ярко-белым огнем, и жар злобы заставил Михаила напрячься и
распрямиться с узлом с костями в своих руках. Он прошел половину пути
наверх, прежде чем его ноги стали сдавать. Франко прошел еще несколько
шагов.
- Пошли! - нетерпеливо сказал он, и Никита неохотно пошел за ним.
Михаил крепился, стиснув зубы, руки у него заболели. Но он уже знал
боль, а эта была ничто. Он не позволит Франко увидеть себя побитым; он
никому не позволит видеть себя битым, никогда. Он преодолел дорогу наверх,
а затем неустойчивым шагом пошел, держа в руках то, что прежде было Белым.
- Хороший заяц всегда делает то, что ему велят, - сказал Франко.
Никита приблизился, чтобы донести кости остаток пути, но Михаил
сказал:
- Нет, - и понес свою ношу ко дворцу. Он ощущал медянистый запах от
разморозившейся крови на останках Белого. Оленья шкура пахла по-своему,
резче и слаще, а пот Виктора на ней пах солью и мускусом. Но в морозном
воздухе был еще один дух, и он ударил в ноздри Михаила, когда тот дошел до
дверей, этот запах был диким и острым, запах жестокости и коварства. Это
был запах зверя, и он так же отличался от запаха стаи, как черное от
красного. Он шел, понял Михаил, от костей Белого: дух зверя, который убил
его. Тот самый, который сейчас вынюхивал Виктор по гладкому, отлитому
пургой в причудливые формы снегу.
В воздухе зависло ощущение предстоящего столкновения, Михаил
чувствовал, будто по его спине скользили когти. Никита и Франко тоже
чувствовали это и оглядывались на лес, их чувства искали, вбирали, сразу
же оценивали, и это было их второй натурой. Белый не был сильнейшим в
стае, но он был весьма скор и ловок. А тот, кто разорвал его на части, был
более скор и ловок. Поблизости его не было, но он был где-то в лесу,
выжидая, что же будет ответом на его способность приносить смерть.
Михаил запнулся о порог у входа во дворец и увидел Полю, стоявшую с
Ренатой и Олесей, рот ее беззвучно открывался, когда она глядела на узел
из одежды в его руках. Рената быстро шагнула вперед, взяла у него узел и
унесла его прочь.
Солнце опустилось. Выступили звезды, мерцавшие во тьме. Маленький
костер потрескивал в подвале белого дворца, когда Михаил и остальная стая
сгрудилась вокруг его огня. Они ждали, пока снаружи не поднялся ветер и не
завыл в коридорах. И ждали дальше. Но Виктор домой не пришел.


ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ЛОВУШКА ДЛЯ МЫШОНКА

1
В шесть часов утра 29 марта Майкл Галатин был одет в серую полевую
немецкую форму, в короткие до икр сапоги, в фуражку со знаками различия
подразделения связи и с соответствующими медалями - за Норвегию,
Ленинградский фронт и Сталинград - на груди. Он влез в серый полевой
форменный плащ. У него были документы - профессиональная работа по
искусственному старению была выполнена с помощью кислоты, новенького
фотоснимка и специальной бумаги для документов. Майкл запомнил, что по ним
он был полковником, ответственным за линии связи и узлы между Парижем и
войсками, разбросанными по побережью Нормандии. Он родился в деревне в
южной Австрии с названием Браухдонау. У него была жена по имени Лана и два
сына. Его политические симпатии были крайне про-гитлеровские, и он был
лоялен к властям Рейха, если не было необходимости благоговеть перед
нацистами. Один раз был ранен осколком гранаты русского партизана в 1942
году, и в доказательство этому у него был шрам под глазом. Под плащом у
него была кожаная кобура с весьма не новым, но отлично вычищенным
"Люгером", а в кармане, рядом с сердцем, две запасных обоймы с патронами к
нему. Он носил серебряные швейцарские карманные часы с выгравированными на
них фигурами охотников, стреляющих в оленей, и нигде, даже в носках, у
него не было ни одной нитки из британской шерсти. Все остальное, что ему
надо было знать, было у него в голове: квартира и здание, в котором
работал Адам, и незапоминающееся бухгалтерское лицо Адама. Он плотно
позавтракал ветчиной и яйцами с Пирлом Мак-Карреном, прополоскал горло
крепким французским черным кофе, и настала пора ехать.
Мак-Каррен, узловатая гора в юбочке полка Ночной Дозор, и молодой
черноволосый француз, к которому Пирл обращался как к Андре, повели Майкла
по длинному сырому коридору. Его сапоги, обувь с убитого немецкого
офицера, постукивали по камням. Мак-Каррен спокойно говорил, пока они шли
по коридору, насчет последних подробностей; голос шотландца был нервозен,
и Майкл внимательно слушал, но ничего не говорил. Подробности были уже у
него в голове, и он был удовлетворен тем, что все предусмотрено. Начиная
отсюда, дальше шел путь по лезвию бритвы.
Серебряные карманные часы были весьма интересным механизмом. Двумя
щелчками заводной головки откладывалась ложная задняя крышка, где внутри
было маленькое отделение, содержавшее одну-единственную серую капсулу.
Капсула была слишком мала, чтобы казаться смертельно опасной, но цианид
был сильно и быстро действовавшим ядом. Майкл согласился носить капсулу с
ядом только потому, что это было неписаным правилом разведки, но он
никогда не собирался дать гестапо взять его живым. Однако ее ношение,
казалось, позволяло Мак-Каррену чувствовать себя спокойнее. Майкл и
Мак-Каррен за последние два дня стали хорошими партнерами; Мак-Каррен был
хорошим игроком в покер и, терзая по ходу дела Майкла подробностями его
новой биографии, выигрывал ставку за ставкой по раскладу из пяти карт.
Однако одно досаждало Майклу: он не видел Габи, а поскольку Мак-Каррен не
упоминал о ней, он решил, что она вернулась выполнять свое задание.
О'ревуар, подумал он. И удачи тебе.
Шотландец и молодой француз-партизан провели Майкла по каменным
ступенькам наверх, в небольшую пещеру, освещенную лампами под зелеными
абажурами. Свет отражался на черном, блестящем, с жестким верхом,
прогулочном автомобиле "Мерседес-Бенц". Это была красивая машина, и Майкл
даже не мог определить, где у нее были заделаны и закрашены дырки от пуль.
- Красивая машина, а? - спросил Мак-Каррен, читая мысли Майкла, когда
тот провел рукой в перчатке по бамперу. - Немцы уж точно хорошо умеют их
делать. Да, как бы то ни было, у этих подлецов в головах винты и
шестеренки вместо мозгов, что еще от них ожидать? - Он движением руки
указал на сиденье водителя, где за рулем сидела фигура в форме. - Андре -
хороший водитель. Он знает Париж не хуже любого, кто в нем родился. - Он
постучал по стеклу, водитель кивнул и запустил мотор; машина ответила
низким горловым ревом. Мак-Каррен открыл Майклу заднюю дверцу, пока
молодой француз отмыкал две половинки ворот, закрывавших вход в пещеру.
Ворота распахнулись, впустив свет утреннего солнца, а затем молодой
француз стал быстро расчищать от маскировки дорогу перед "Мерседеса".
Мак-Каррен протянул руку, и Майкл пожал ее.
- Будь осторожнее парень, - сказал шотландец. - Устрой им ад за
Ночной Дозор, а?
- Яволь. - Майкл уселся на заднее сиденье, роскошное, из черной кожи,
водитель отпустил ручной тормоз и выехал из пещеры. Как только автомобиль
выехал, все вернули в исходное состояние, замаскированные в зеленые и
коричневые цвета ворота были запечатаны и снова стали похожи на неровную
поверхность холма. "Мерседес" завилял по участку безжизненного склона,
выехал на колею проселочной дороги и свернул влево.
Майкл понюхал воздух: кожа и свежая краска, легкая примесь пороха,
машинного масла и благоухания яблочной наливки. Ах, да, подумал он и слабо
улыбнулся. Он посмотрел через стекло, рассматривая голубое небо с
плывущими по нему ажурными курчавыми облаками. - А Мак-Каррен знает? -
спросил он Габи.
Она глянула на него в зеркало заднего обзора. Ее черные волосы были
заколоты под немецкую штабную фуражку, а поверх формы на ней был
бесформенный плащ. Его взгляд, пронзительное зеленое свечение, встретился
с ее взглядом. - Нет, - сказала она, - он думает, что я прошлой ночью
вернулась на задание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106