Он отодрал кусочек
мякоти и стал разжевывать его; это был упитанный матерый заяц, с крепкими
мышцами, и он не давал проглотить себя без труда. Кровь и сок стекали по
его подбородку, пока он ел, и Михаил Галатинов - на шесть дней и целый мир
ушедший от того мальчика, каким был раньше - рвал мякоть зубами и глотал
ее с жадным удовольствием. Когда он дошел до костей, то выскоблил их
дочиста и попытался разгрызть, чтобы добраться до костного мозга. Одна из
косточек потоньше лопнула, обнажив красную внутреннюю мякоть. Он с помощью
языка аккуратно вычистил ее внутренность. Ел он так, будто ему достался
редчайший деликатес, поданный на золотом блюдечке.
Через некоторое время опустошенные кости выпали из его пальцев,
Михаил присел на корточки над маленькой кучкой и облизал губы.
И тут его поразило с пугающей остротой: ему понравилось сырое мясо с
кровью. Ему оно очень понравилось. И это было еще не все. Ему хотелось еще
мяса.
Андрей выдержал очередной один приступ болезненного кашля, который
завершился удушьем. Тело забилось, и Андрей слабо позвал: - Виктор?
Виктор?
- Он ушел, - сказал Михаил, но Андрей продолжал звать Виктора то
громким, то опять еле слышным голосом. В нем был и страх, и ужасная
усталость. Михаил по камням подполз сбоку к Андрею. Тут стоял скверный
запах, дух прокисшего и разлагающегося.
- Виктор? - шептал Андрей, лицо его зарылось в одежды, виднелись
только светло-каштановые, мокрые от пота волосы. - Виктор... пожалуйста...
помоги мне.
Михаил протянул руку и отвел тряпку от лица Андрея.
Андрею наверно было лет восемнадцать-девятнадцать, и лицо его -
блестевшее от пота - было серым, как изношенная скатерть. Он глядел на
Михаила запавшими глазами и ухватился за его руку исхудавшими пальцами.
- Виктор, - шептал Андрей. Он попытался поднять голову, но шея его
была недостаточно сильной. - Виктор... не дай мне помереть.
- Виктора здесь нет, - Михаил попытался высвободиться, но пальцы
сжались крепче.
- Не дай мне помереть. Не дай мне помереть, - умолял юноша с
потускневшими глазами. Он один раз кашлянул, слабо, и Михаил увидел, как
дрогнула его худая, впалая грудь. Следующий раз он кашлянул сильнее, а от
еще одного кашля тело Андрея дернулось. Кашель перешел в удушье, и Михаил
попробовал высвободить руку, но Андрей не отпустил ее. Глубоко из груди
Андрея исходили с мокротой ужасные, глухие хрипящие звуки. Рот Андрея
широко раскрылся, и он, со слезами, лившимися из глаз, с надрывом кашлял.
Что-то выскользнуло изо рта Андрея. Что-то длинное, белое и
извивающееся.
Михаил моргнул и почувствовал, как от его лица отхлынула кровь, когда
он увидел рядом с головой Андрея извивающегося червя.
Андрей кашлянул еще раз, и изнутри послышались звуки тяжелой массы,
вырывающейся из его легких. А потом она хлынула из его рта. Белые черви
перевивались и обвивались один вокруг другого; первые, числом около сотни,
были чистыми и прозрачно-белыми, но затем следующие - окрашенные в
ярко-красную легочную кровь. Андрей дрожал и тужился, глаза его не
отрывались от застывшего в шоке мальчика, но он не мог раскрыть рот
настолько, чтобы все черви вышли наружу. Они стали также выползать из
ноздрей, и Андрей задыхался и захлебывался, пока его тело извергало эту
тяжесть. А они все еще выплескивались, уже темно-красные и вязкие, и когда
они стали расползаться по камням, Михаил вскрикнул и вывернул руку,
высвободившись, оставив под ногтями Андрея кусочки своей кожи. Он
попытался встать, запутался в своих же ногах и спиной упал на пол, крепко
ударившись копчиком. Андрей протянул к нему руку, пытаясь схватиться за
его руку, поднявшись со своей постели из одежек, черно-красные черви, как
пена, лезли из его рта. Михаил тоже начал задыхаться, и когда он поспешно
удирал по каменным плитам, он почувствовал, как зайчатина стала подступать
к горлу; он опять сделал глотательное движение, думая о волчьих клыках,
терзающих его плоть. Андрей встал на колени, а потом со страшным, рвущим
легкие кашлем извергнул черный клубок червей, размером с кулак. Они
потекли изо рта на грудь, а за ними потянулись темные ленты крови. Андрей
упал лицом вниз. Он был обнажен, тело его стало желтовато-серым, как труп.
Его тощие мышцы блестели, его плоть под пеленой пота ходила ходуном, мелко
дрожа. Михаил увидел, как по спине Андрея расползается что-то темное;
коричневая шерсть, выбивавшаяся из пор. В считанные секунды шерстью
покрылись спина и плечи Андрея, она сползала по его ягодицам и ляжкам,
покрывала его темные руки, появилась на кистях и пальцах. Андрей поднял
голову, и Михаил увидел, что она тоже подверглась превращению, с ее
удлинившейся челюсти еще капала кровь. Глаза его ушли под нависшие брови,
шерсть на голове, прилизанная и блестящая, по горлу опоясалась темной
шерстью. Андрей задрожал, когда его позвоночник стало ломить и изгибать, и
открыл клыкастый рот, чтобы издать визг - отвратительное смешение звериной
и человеческой муки.
Чья-то рука схватила Михаила за шиворот и оторвала от пола. Другая
рука - грубые и бесцеремонные пальцы - отвернула его лицо от страшного
зрелища. Его прижало к плечу, и он почувствовал резкий запах оленьей
шкуры.
- Не гляди. - Это был голос Ренаты. - Не гляди, малыш, - сказала она
и прижала его рукой за затылок.
Однако он мог слышать, и одно это было достаточно страшно.
Получеловеческий, полузвериный визг не утихал, сопровождаемый хрустом
костей, переходивших в другое состояние. В помещение вошел кто-то еще и
Рената закричала: - Уйди!
Кто бы это ни был, он быстро удрал. Визг перешел в высокий тонкий
вой, от которого кожа у Михаила стянулась, а сам он был на грани безумия;
он плотно зажмурил глаза, а Рената сжала его затылок. Тут до Михаила
дошло, что руками он ухватился за ее шею. По помещению эхом разносился вой
от страданий.
И тут он перешел в скуление, как будто машина теряла мощность и
затихала. Еще немного последних приступов хрипящего дыхания, и наступила
тишина.
Рената опустила Михаила на пол. Он держал лицо отвернутым, когда она
шла в сторону трупа и опустилась около него на колени. Никита, монгол с
миндалевидными глазами и черными волосами, вошел в помещение, коротко
глянул на Михаила, а затем на женщину.
- Андрей умер, - сказал он, констатируя факт.
Рената кивнула.
- Где Виктор?
- Ушел охотиться. Для него. - Она большим пальцем показала на
Михаила.
- Все понятно.
Рената протянула руку, набрала пригоршню кровяных червей и подбросила
их в огонь. Они извивались.
- Виктор не хотел видеть, как он умирает.
Никита прошел вперед и встал рядом с Ренатой, и пока они говорили -
что-то о саде, - любопытство заставило Михаила пройти по помещению. Он
встал между Ренатой и Никитой и стал разглядывать труп Андрея.
Это было волчье тело с коричневым мехом и темными незрячими глазами.
С его языка натекла лужица крови. Правая нога у него была человеческой,
узловатые предплечья оканчивались человеческими кистями, пальцами
вцепившиеся в каменные плиты пола, как будто пытаясь вырвать их. Вместо
страха Михаил ощутил в своем сердце щемящую боль. Пальцы были бледные и
сморщенные, и это были те же самые пальцы, которые всего лишь немного
времени назад цеплялись за его руку. Неотвратимая сила смерти ударила его
в полную мощь, куда-то между подбородком и макушкой. Но этот удар очистил
его внутреннее зрение, и в это мгновение он отчетливо увидел, что его
мать, отец и сестра, а также те дни, когда он мог грезить с кончиком нити
от змея, ушли навсегда.
Рената глянула на него и огрызнулась: - Уйди отсюда!
Михаил повиновался, и только тут до него дошло, что он стоял на
червях.
Никита и Рената завернули тело в оленьи шкуры, подняли его за концы и
понесли прочь, в ту часть белого дворца, где царствовал мрак. Михаил сел
на корточки у огня, через его вены текла кровь, как вода по весенним
забитым льдом речкам. Он загляделся на темную кровь Андрея на камне,
задрожал и протянул ладони к огню.
Ты скоро заболеешь, - вспомнил он, что говорил Виктор. - Очень скоро.
Ему никак не удавалось согреться. Он сел поближе к огню, но даже жар
на лице не отогрел его костей. В груди у него защекотало, и он зашелся в
кашле, звуки которого раздавались между сырыми каменными стенами как
револьверные выстрелы.

2
Дни слились один с другим, в помещении не было ни солнечного, ни
лунного света, только свет костра и искры, когда кто-нибудь - Рената,
Никита, Поля, Белый или Олеся - подпитывал костер сосновыми ветками.
Виктор никогда не занимался с огнем, как будто считалось, что такое
прислуживание было недостойно его. Михаил ощущал тяжесть и большую часть
времени спал, но когда он просыпался, его обычно ждал кусок едва
обжаренного мяса, ягоды и немного воды, налитой в полый камень. Он ел без
каких-либо колебаний, но камень был слишком тяжел, чтобы поднимать его,
поэтому ему приходилось наклоняться над ним и лакать воду. Он заметил еще
одно: тот, кто готовил мясо, постепенно оставлял его все более кровавым.
Хотя это и не было совсем сырое мясо. Оно все время было из чего-то
красного и розоватого, как будто вырвано из живых внутренностей. Михаил
сначала с недоверием относился к этим ужасным кускам, но кроме них ему
ничего не клали, пока он не съедал того, что там было, и вскоре он
научился не давать ничему - невзирая на то, каким бы сырым или ужасным оно
ни было - лежать подолгу, не то налетали мухи. Он также понял, что
выбрасывать тоже бесполезно - за ним никто ничего не убирал.
Однажды он проснулся, дрожа от холода снаружи и горя в жару под
шкурой, от хора волков, вывших где-то в отдалении. Сначала они испугали
его. Несколько секунд он был в панике, ему хотелось вскочить и проложить
дорогу из помещения, бежать через лес назад, туда, где лежали его мертвые
родители, так, чтобы можно было найти наган и вышибить себе мозг, но
паника ушла как тень, и он сидел, слушая эти звуки, как музыку, мелодии,
воспаряющие в небо и сплетавшихся друг с другом, как лозы в летнем
дурмане. Ему даже показалось, что через некоторое время он смог понять
язык этого воя - странное ощущение, как будто он неожиданно научился
думать по-китайски со всеми нюансами. Это был язык радости, смешанной с
тоской, как вздох кого-то, стоящего на поляне с желтыми цветами под
бескрайним голубым небом, простиравшимся на все четыре стороны, и
держащего порвавшуюся нитку, на которой прежде летел змей. Это был язык
желания жить вечно и знания того, что жизнь - жестокая красавица. Вой
вызвал слезы на глазах Михаила и заставил его почувствовать себя
маленьким, пылинкой в потоке воздуха над землей, над скалами и безднами.
Однажды он проснулся и увидел над своей головой морду светлого волка,
льдисто-голубые глаза которого были неподвижны и пронзительны, когда
смотрели на него. Он лежал очень тихо, сердце у него колотилось, когда
волк стал его обнюхивать. Он тоже принюхивался к волку; мускусный приятный
запах промытой дождем шерсти и дыхания, сохранившего воспоминание о
светлой крови. Он дрожал, лежа как будто связанный, пока светлый волк
медленно обнюхивал ему грудь и горло. Потом, тряхнув головой, волк открыл
пасть и выронил одиннадцать нераздавленных ягод на камень у головы
Михаила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106